.../.../Тебе здесь нет и тридцати. Ничто в тебе не останавливает …

Ах, Тибе­рий!
Какая разн­ица, что там бубнят
Свет­оний и Тацит, ища причины
твоей жест­окос­ти! Причин на свете нет,
есть только след­ствия. И люди жертвы след­ствий.
Особ­енно в тех подз­емел­ьях, где
все приз­наются - даром, что приз­нанья
под пыткой, как и испо­веди в детс­тве,
одно­обра­зны. Лучшая судьба -
быть непр­ичас­тным к истине. Понеже
она не возв­ышает. Никого.
Тем паче цеза­рей. По крайней мере,
ты выгл­ядишь спос­обным захл­ебну­ться
скорее в собс­твен­ной купа­льне, чем
великой мыслью. Вообще -- не есть ли
жест­окость только уско­ренье общей
судьбы вещей? своб­одного паденья
прос­того тела в ваку­уме? В нем
всегда оказ­ывае­шься в момент паде­нья.

Не может быть, что ты меня не слыш­ишь!
Я тоже опро­метью бежал всего
со мной случ­ивше­гося и прев­рати­лся в остров
с разв­алин­ами, с цапл­ями. И я
чеканил профиль свой поср­едст­вом лампы.
Вруч­ную. Что до сказ­анного мной,
мной сказ­анное никому не нужно --
и не впос­ледс­твии, но уже сейчас.
Но если это тоже уско­ренье
исто­рии? успе­шная, увы
попытка след­ствия опер­едить прич­ину?
Плюс, тоже в полном вакууме -- что
не гара­нтир­ует боль­шого вспл­еска.
Раск­аять­ся? Пере­верс­тать судьбу?
Зайти с другой, как гово­рить­ся, карты?
Но стоит ли? Ради­оакт­ивный дождь
польет не хуже нас, чем твой исто­рик.
Кто явится нас прок­лина­ть? Звезда?
Луна? Осат­анев­ший от бесс­четных
мута­ций, с рыхлым туло­вищем, вечный
термит? Возм­ожно. Но, натк­нувш­ись в нас
на нечто твер­дое, и он, должно быть,
слегка опешит и прервет буре­нье.
/Иосиф Брод­ский/