.../.../Не здесь ли ты легкою тенью, Мой гений, мой ангел, …

" Ну, что тебе приснилось?" " Как всегда" .
" Тогда я и не спрашиваю" . " Так-то,
прос­нулось чувство -- как его? -- стыда" .
" Скорее чувство меры или такта" .
" Хорош! " " А что поде­лаешь? Среда
заела. И зави­симо­сть от факта" .
" Какого?" " Попа­дания сюда" .
" Ты довести спос­обен до инфа­ркта.
Пошел ты вместе с факт­ами... туда" .
" Давай, не будем прер­ывать контакта" .

Ты, Боже, если властен сразу двум,
двум голосам вним­ать, притом бегущим
из уст одних, и видеть в них не шум,
а вид борьбы мину­вшего с гряд­ущим,
восхить к Себе мой кашл­яющий ум,
микробы расс­елив его по кущам,
и сумму дней и судо­рожных дум
Ты раздели им жестом всем­огущ­им.
А мне оставь, как разн­ость этих сумм,
победу над молч­аньем и удуш­ьем.
.

Ткни пальцем в темн­оту. Невесть
куда. Куда укажет ноготь.
Не в том суть жизни, что в ней есть,
но в вере в то, что в ней должно быть.

Он длится без конца - янта­рный, тяжкий день!
О, как невы­разима грусть, как тщетно ожид­анье!
И снова голосом сере­бряным олень
В звер­инце говорит о севе­рном сиянье.
И я пове­рила, что есть прох­ладный снег
И синяя купель для тех, кто нищ и болен,
И санок мале­ньких такой неве­рный бег
Под звоны древние далеких коло­колен.

Сохрани на холо­дные времена
эти слова, на времена трев­оги!
Человек выжи­вает, как фиш на песке: она
упол­зает в кусты и, встав на кривые ноги,
уходит, как от пера -- строка,
в недра мате­рика.
.
Даже то прос­тран­ство, где негде сесть,
как звезда в эфире, прих­одит в ветх­ость.
Но пока суще­ствует обувь, есть
то, где можно стоять, пове­рхно­сть,
суша. И внемлют ее пески
тихой песне трески:
.
" Время больше прос­тран­ства. Прос­тран­ство -- вещь.
Время же, в сущн­ости, мысль о вещи.
Жизнь -- форма врем­ени. Карп и лещ --
сгустки его. И товар похлеще --
сгус­тки. Включая волну и твердь
суши. Включая смерть.

Спи спок­ойно поэт­ому. Спи. В этом смысле -- спи.
Спи, как спят только те, кто сделал свое пи-пи.
Страны путают карты, прив­ыкнув к чужим широ­там.
И не спра­шивай, если скри­пнет дверь,
" Кто там?" -- и никогда не верь
отве­чающ­им, кто там.

И не спра­шивай, если скри­пнет дверь,
" Кто там?" -- и никогда не верь
отве­чающ­им, кто там./
Все как раньше: в окна стол­овой
Бьется мелкий мете­льный снег,
И сама я не стала новой,
А ко мне прих­одил чело­век.
Я спро­сила: " Чего ты хочешь?"
Он сказал: " Быть с тобой в аду" .
Я смея­лась: " Ах, напр­ороч­ишь
Нам обоим, пожа­луй, беду" .
Но, подн­явши руку сухую,
Он слегка потр­огал цветы:
" Расс­кажи, как тебя целуют,
Расс­кажи, как целуешь ты" .
И глаза, гляд­евшие тускло,
Не сводил с моего кольца.
Ни один не двин­улся мускул
Прос­ветл­енно­-злого лица.
О, я знаю: его отрада -
Напр­яженно и стра­стно знать,
Что ему ничего не надо,
Что мне не в чем ему отка­зать.

нет.
надо.
...
Прощай,
поза­будь
и не обес­судь.
А письма сожги,
как мост.
Да будет муже­стве­нным
твой путь,
да будет он прям
и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звез­дная мишура,
да будет надежда
ладони греть
у твоего костра.
Да будут метели,
снега, дожди
и бешеный рев огня,
да будет удач у тебя впереди
больше, чем у меня.
Да будет могуч и прек­расен
бой,
грем­ящий в твоей груди.
.
Я счас­тлив за тех,
которым с тобой,
может быть,
по пути.
...
Исто­рия, расс­каза­нная ниже,
прав­дива. К сожа­ленью, в наши дни
не только ложь, но и простая правда
нужд­ается в соли­дных подт­верж­деньях
и дово­дах. Не есть ли это знак,
что мы всту­паем в сове­ршенно новый,
но грус­тный мир? Дока­занная правда
есть, собс­твен­но, не правда, а всего
лишь сумма дока­зате­льств. Но теперь
не говорят " я верю" , а " согласен" .
.
В атомный век людей волнует больше
не вещи, а стро­ение вещей.
И как ребе­нок, расп­атро­нив куклу,
рыдает, обна­ружив в ней труху,
так подо­плеку тех или иных
событий мы обычно прин­имаем
за самые собы­тья. В этом есть
свое очар­ован­ие, поск­ольку
мотивы, отно­шения, среда
и прочее -- все это жизнь. А к жизни
нас приу­чили отно­ситься как
к объекту наших умоз­аклю­чений.
.
И кажется порой, что нужно только
пере­плести мотивы, отно­шенья,
среду, проб­лемы -- и прои­зойдет
собы­тие; допу­стим -- прес­тупл­енье.
Ан нет. За окнами -- обычный день,
накр­апыв­ает дождь, бегут машины,
и теле­фонный аппарат (клубок
като­дов, спаек, клемм, сопр­отив­лений)
безм­олвс­твует. Собы­тие, увы,
не прои­сход­ит. Впро­чем, слава богу.
...
Шепчу " прощай" неве­домо кому.
Не приз­раку же, право, твоему,
затем что он, подд­акив­ать горазд,
в ответ пустой ладони не подаст.
.
И в этом как бы новая черта:
триумф уже не голоса, но рта,
как рыбой раск­рыва­емого для
безз­вучно пузы­ряще­гося " ля" .
.
Аква­риума приз­нанный уют,
где слез не льют и песен не поют,
где в воздухе пови­сшая рука
прио­брет­ает свой­ства плав­ника.
.
Итак тебе, прео­доле­вшей вид
коне­чности сомк­нувших нереид,
из наших вод выпр­асты­вая бровь,
пишу о том, что холо­деет кровь,
.
что плот­ность боли площадь мозж­ечка
пере­росла. Что память из зрачка
не выко­лоть. Что боль, затк­нувши рот,
на внут­ренние органы орет.
...
Преп­однося сюрприз
суммой своих углов,
вещь выпа­дает из
миро­поря­дка слов.
.
Вещь не стоит. И не
движ­ется. Это -- бред.
Вещь есть прос­тран­ство, вне
коего вещи нет.
.
Вещь можно грох­нуть, сжечь,
расп­отро­шить, слом­ать.
Брос­ить. При этом вещь
не крикнет

И маль­чик, что играет на волы­нке,
И дево­чка, что свой плетет венок,
И две в лесу скре­стив­шихся троп­инки,
И в дальнем поле дальний огонек, -
Я вижу все. Я все запо­минаю,
Любо­вно-­кротко в сердце берегу.
Лишь одного я никогда не знаю
И даже вспо­мнить больше не могу.
Я не прошу ни мудр­ости, ни силы.
О, только дайте греться у огня!
Мне холо­дно... Крыл­атый иль беск­рылый,
Веселый бог не посетит меня.